Фик на 2 Блич-фест)))

[xelllga]

Название: Начало.
Автор: xelllga
Бета: Yugao
Герои/Пейринг: Гриммджо/Улькиорра
Рейтинг: PG (с натяжкой)
Жанр: кажется джен…
Краткое содержание: Ничто не бывает случайно.
Спойлеры: Нет, я их сама не знаю.
Отказ от прав: я ничего не брала.
Предупреждение: вроде нет.
Написано по заявке: Eishi, которая хотела:

Заявка

- Гриммджо/Улькиорра (юмор, романс или драма, рейтинг не ниже PG)
- Бьякуя/Ренджи (AU, романс, очень желательно хэппи-энд, рейтинг желательно PG или R)
- про детство Шухея до поступления в Академию (рейтинг не важен, желательно экшн, но можно и без него)

Каюсь: я не совсем точно выполнила заявку: почему-то у меня вышел не тот рейтинг и жанр… (это мой первый джен, так что я не нарочно) Конструктивная критика приветствуется.

Тык

Клетка. Ярость душила его. Глаза слезились от вони паленой шерсти и хитина: кто же знал, что прутья не только поглотят часть серо, но и отразят остальное прямо ему в морду, хорошо хоть маска выдержала. Он сдержал готовый вырваться злобный рык: чувствовать свое бессилие было слишком мучительно. Больше всего ему хотелось освободиться и растерзать то неведомое существо, которое он ощущал по другую сторону прутьев. Ощущения - вот все, что ему осталось. Магическая клетка отсекала звуки, не давала ничего разглядеть, но натренированные в боях инстинкты кричали, что за ним не просто наблюдают. Это делают с улыбкой. Слюна, смешанная с капельками крови из израненной пасти, падала на пыльный пол, а он, не обращая ни на что внимание, опять кинулся в вперед. Он не мог сдаться. Не хотел и не умел. Пусть бесполезно: за столько часов он не смог оставить даже царапины на матовых, чуть светящихся изнутри прутьях. Он решил отойти на пару шагов и перевести дух. Нет, он не отступил, а готовил силы для очередного броска. Ругательства застревают в глотке, да и какой в них толк, если они остаются без ответа. Даже непонятно, слышит ли их неведомый враг, которого он столько раз обещал убить.
Длинный гибкий хвост ударял по бокам, бередя недавно полученные раны, но злость не давала думать об этом. Застывшая кровавая корка, тянущаяся поперек туловища, отозвалась болью и зачесалась. Надо было терпеть зуд. Терпеть, что бы не расцарапать раны, не сделать их больше, серьезнее, чем они уже есть. Он не знал, сколько у него было противников: потерял им счет еще там, в горах. Он сходил с ума от ярости, пытаясь понять, как попал в эту ловушку. Сколько времени он уже провел здесь? Чувство времени, всегда помогавшее ему в охоте, дало сбой: он только мог примерно сообразить, сколько часов прошло с момента, когда он очнулся, но вопрос, что с ним было до того, отзывался бессильным страхом.
Он пытался вспомнить, еще раз проанализировать все, что произошло, не прекращая агрессивных попыток вырваться. Он всегда предпочитал выгладить импульсивным и не очень умным: это помогало усыпить бдительность и переиграть противника. Лучше, если тебя будут недооценивать, - простая истина, вбитая в него жизнью.
Все началось тогда, когда он почувствовал дивный, ни с чем не сравнимый аромат. В первые мгновения ему показалось, что вернулся тот самый, первый голод, который невозможно побороть, что сродни боли и охватывает каждого новорожденного пустого. Ощущение неправильности происходящего было смыто инстинктом найти и пожрать. Он не помнил, как давно уже руководствовался разумом, а не только голодом, но в этот раз, казалось, в самом воздухе было разлито что-то, мешающее думать и провоцирующее инстинкты. Запах... только он казался достаточно важным, и еще стойкое ощущение, что он что-то забыл. Мысли разбегались. Он пытался представить, какая душа может так чувствоваться и какая же она должна быть на вкус. Черные стволы деревьев мелькали размытыми штрихами…
Горы казались почти черными. Запах, словно путеводная нить, вел внутрь узкого извилистого каньона. Да только привлек он не его одного. Шерсть на загривке встала дыбом. На небольшой поляне, расположенной перед узкой расщелиной, собралось несколько десятков адьюкасов. Они все были разные, но всех сюда привело одно - запах добычи. Напряжение росло. Он, как и многие другие, прикидывал силы противника. Нельзя было соваться в узкий проем, оставляя незащищенную спину стае хищников. Что ж, не в первый раз он сталкивался с тем, что на его добычу находились претенденты, и его это никогда не расстраивало, он любил драки. Затишье не могло продолжаться долго. В одно мгновение, будто кто-то отдал сигнал, все кинулись друг на друга. Пусть противников было слишком много, сейчас, когда каждый дрался сам за себя, это не играло роли. Воздух наполнился кровавым туманом. Все происходило слишком быстро: надо было поднырнуть под когтистой лапой, увернуться от кровавых ошметков, вцепиться в глотку огромному, напоминающему гиену адьюкасу. Бок обожгла боль: казалось, что ему обдирают кожу с ребер. Он знал, что шкура распорота, но никакая боль не могла заставить его разжать клыки, не удушив до конца противника. Он очень давно научился не делать таких ошибок.
Участвовать в подобной схватке было очень рискованно. Из-за того, что противников было слишком много, нападая, он невольно открывал себя для чужих атак. Кошачья гибкость позволяла ему некоторых ударов избегать, но этого было недостаточно. Черная кровь из порванной шеи заливала пасть, но жертва еще трепыхалась в его зубах. Все пустые отличны друг от друга, и нельзя сказать со стопроцентной уверенностью, что нанесенное ранение будет смертельно. Ждать, чувствуя чужие клыки, скользящие по мокрому от крови боку, было тяжело. Пока ему везло: количество противников таяло на глазах, а он еще был в относительно хорошем состоянии. С одной стороны от него, совсем близко, находился обломок скалы, и он умело маневрировал, не давая противникам наброситься с разных сторон или загнать себя в ловушку. Несмотря на то, что внешне он был похож на большого хищного кота, его шкура была подвижна: много раз это спасало его, когда противник, пытаясь схватить за бока или загривок, скользил зубами по шкуре и не наносил серьезных повреждений.
Наконец резким движением у него получилось сломать шею своего противника, и тот, захрипев, перестал сопротивляться. Разжать челюсти было приятно, в тот же самый момент он извернулся и располосовал терзающую его морду. Раны в боку были уже достаточно серьезны, но он видел, что его противники тоже были не в лучшей форме. Запах крови был одуряющим, но даже он не мог перебить жажду и голод, тянувший их вперед. Чем сильнее была душа, тем вкуснее, это было первое, что он выяснил, как только осознал себя. То, что ждало впереди, было не просто сильным, это было самой силой. Он чувствовал это и, не задумываясь, ставил свою жизнь на кон.
Их осталось только трое. Один был совсем плох и еле держался на лапах, а второй, хоть и ощущался не очень сильным, смог каким-то чудом почти не получить ранений. В драках всегда имела значение не столько физическая сила, сколько ум, индивидуальность, тактика и хитрость. Не очень крупный адьюкас, не получивший почти никаких ранений, был почти весь скрыт панцирем. Многочисленные клешни помогали оборонятся с разных сторон. Он кружил вокруг панцирного, пытаясь найти слабые места и не переходя к ближнему бою. Панцирь, несомненно, был очень крепким, и было необходимо найти слабые места. Если бы он не был ранен, то непременно быстро выяснил бы слабые точки противника, но теперь было необходимо избегать контакта. Клешни не очень подходили для атаки, и у него без особого труда получалось уворачиваться. Третий адьюкас пока был в стороне: было непонятно, может ли он двигаться или уже нет. Крабоподобный противник старался всегда быть маской к нему, и после нескольких ложных выпадов когти скользнули по гладкому панцирю. Уходя от удара, адьюкас резко попятился и толкнул третьего, уже издыхающего пустого. Ловушка сработала. Даже охваченный агонией паукообразный адьюкас ударил жалом по гладкому панцирю: жало скользнуло и вонзилось в отверстие в броне, из которого росла небольшая клешня. Яд действовал быстро: крабообразный пустой рухнул без движения, придавив не имеющего сил встать противника.
Он громко зарычал. Победа, какая бы она ни была, все равно оставалась победой. Не дожидаясь возможного появления следующих претендентов, он, собрав силы, кинулся вперед, туда, куда вел голод. Расщелина была совсем темная, но, полагаясь на инстинкты, он скользил беззвучной тенью. Поворот за поворотом - и он чуял, что цель совсем близка. Его окутал яркий свет, и что было дальше, он не знал…

Свет за прутьями начал становиться все ярче и ярче: ему пришлось прикрыть глаза, чтобы избавить их от резкой боли. Тело отказывалось слушаться: он не мог пошевелиться. Вместо рычания из его глотки вырвался какой-то скулеж. Страх - впервые он в полной мере ощутил, что значит это слово. Он чувствовал, что то ли он сам, то ли клетка куда-то перемещаются в пространстве. Даже через закрытые веки он ощущал липкий свет вокруг: от него кружилась голова и то и дело накатывала тошнота. Что с ним происходит? Куда его несут? Что будет? Почему он не может даже шевельнуть этой чертовой лапой? Подавить в себе панику было сложно, но он смог. Боль от недавних ран позволяла отвлечься от происходящего, выждать. Ничто не длится вечно. Он не хотел умирать, не в драке, не убив никого напоследок, не плюнув в лицо врагу, умирать просто так… Ощущать себя скотом на бойне было противно. Он не задавался вопросом, для чего его поймали. Зачем над этим думать, если ответ возможен только один: его собирается пожрать кто-то более сильный. Раненого противника легче одолеть. Он попался на старую уловку. Тошно. Поворот, еще поворот, еще. Он зачем-то пытался запомнить, куда его несли. На каждом повороте его слегка заносило, но некая сила, которую он ощущал очень смутно, не давала ему упасть.
Потом появились звуки. Они были как хриплое, царапающее шуршание, неприятно раздражающее слух: как будто все шорохи внезапно стали ужасно громкими. Терпеть было тяжело. Еще тяжелее было поверить, что этот короткий, еле слышный жалобный всхлип вырвался из его глотки. Как он не смог сдержаться? Стыдно... То, что он выставил себя таким дураком, заставляло цепенеть от ярости. Он был рад, что злость вернулась. Страх остался липкой кровяной коркой на его боках, но уже не правил в его сознании. Он просто не мог бояться в драке. Пусть он беспомощен, пусть его сейчас не станет, но он будет драться, несмотря ни на что!
Хоть он и не имел власти над своим телом, ярость, душившая его изнутри, будто сама оскалила белые клыки: он почувствовал хлопья кровавой пены на своей пасти. Во рту был привкус крови: распоротая щека все еще болела.
- …так будет лучше, очень многообещающий образец. Я его сам ловил. – Тягуче-ленивый голос был очень довольным.
Шуршание вокруг... он жалел, что не может открыть глаза. Инстинкты кричали, что его разглядывают: он знал, что вокруг него хищники, но не думал о себе, как о жертве.
- Заметно. На нем живого места нет. – Тихий и обманчиво добрый голос раздался неожиданно близко.
- Зато смотрите, как скалится. Красавчик. Я же для вас старался, – легкая насмешка, приправленная изрядной долей ехидства.
Злость. На себя, врагов, на всех… Тихий угрожающий рык выходит из него. Он опять не узнает своего голоса: странное ощущение, что звук отражается от всего вокруг. Это похоже на эхо в горах. Неужели он еще не покинул ущелье?
- Даже под заклинанием рычит… Какая киса! – кто-то несколько раз негромко хлопнул.
Слушать издевательства, не имея возможности ответить… перед его глазами мелькало множество кровавых сцен, но он никак не мог выбрать достойную месть за такое.
- Давай займемся им сегодня.
- Что, боишься, что трофей сдохнет?
- Нет, я чувствую вдохновение. Ведь это такая хрупкая вещь!
- Хорошо, подготовь его, и начнем. – Великодушие, звучавшее в голосе, было слишком небрежным.
- Да, Айзен-сама.
Ощущение опасности резко усилилось: шорох оповестил, что один из говоривших куда-то ушел.
- Ну что ж, киса, не разочаруй меня! – еле слышный шепот в самое ухо.
Как же ему хотелось вцепиться зубами в этот ласково-опасный голос! Он ощущал угрозу при одном воспоминании об этом существе. Внезапно зрение стало проясняться: он был уверен, что его глаза закрыты, знал и ощущал это, но теперь оказалось, что его чувства были обмануты, что все это время он незряче смотрел в никуда.
- Да не дергайся. – Чужой голос стеганул, словно плеть: глаза болели, но он смог различить перед собой невысокую фигуру говорившего. Это был человек? Сама мысль о том, что его мог поймать кто-то, изначально входивший в разряд еды, была оскорбительной. Кончик хвоста нервно дернулся, и он ощутил, что шерсть на загривке становится дыбом. Что бы с ним ни было до этого, оно начинает проходить. А значит, скоро он сможет драться. Радость, ожидание, предвкушение, злость - эмоции менялись слишком быстро. Он стал собирать силы на серо.
- Не так быстро, дружок, – улыбка на лице говорившего вызывала ненависть.
В следующую секунду он почувствовал удар. Сила, окружающая тонкую человеческую фигуру, заставляла его выгибаться от боли и судорог на холодном каменном полу. Как может быть такая сила у еды? Он ощущал тело, но не мог сосредоточиться на том, чтобы отдать ему команду. С него как бы содрали кожу: он ощущал, что и маска, и все остальное тело на месте, но одновременно что-то пробралось в его голову. Мысли путались. Он зарычал, оскалил зубы, застыв в нерешительности: не в силах вспомнить, что собирался делать дальше.
- О, ты уже начал? – второй человек не спеша зашел в комнату, держа в руках что-то, напоминающее солнце мира живых.
- Не утерпел. – Улыбка ни на миг не покинула лицо говорившего, только небольшая капля, незаметно скатившаяся по виску, выдавала, сколько сил требовала подобная концентрация.
Он не смог избежать прикосновения маленького солнца к своей маске. Страх неизвестности, боль от льющейся в жилы силы, паника от понимания того, что ты как бы распадаешься на множество кусочков, - все это охватило мгновенно. Мыслей не было: он был словно пластилин в чужих руках. Сила и знания вкладывались насильно. Любовь, повиновение, благодарность, долг служить. Он был не против, главное, чтобы приказы были правильными. Голос внутри подсказал, что сомнениям есть место везде. Что драка - самое правильное, что есть в мире. Он был согласен и поэтому, как мог, дрался, пытаясь остаться собой. Ему казалось, что у него получилось: и ничего, что от боли мир раскалывается на куски, рядом владыка, который всегда поможет, - Айзен-сама. Он был благодарен за силу, но в глубине сознания ликовал, что смог остаться прежним. Ну и пусть маска сломана, а тело стало человеческим: он стал аранкаром. Парить в ощущении собственной силы было восхитительно. Странное чувство, что чего-то не хватает, не отпускало и ворочалось внутри, рождая раздражение. Черное пятнышко на белом листе. Все происходило постепенно. Воспоминания, информация, знания позволяли выиграть, он запоминал не все. Что-то, повинуясь личной склонности, как песок пустыни, застревало за задворках сознания, а что-то, как капля воды, исчезало без следа.
- Назови нам свое имя.
- Гриммджо Джагерджек… - воздух холодит липкую от крови кожу, боль постепенно растворяется.
- Встань.
Он только сейчас заметил, что стоял на коленях. Поза была унижающей, и он попытался выпрямиться как можно скорее. На глаза попались белые черепки – осколки маски, покрытые красными брызгами. Мышцы предательски дрожали. Он попробовал сделать шаг и чуть не упал. Новое тело плохо слушалось: ему пришлось сделать несколько шагов, прежде чем он смог разобраться в своих ощущениях.
- Тебе надо почиститься и одеться. Улькиорра!
Дверь в глубине комнаты бесшумно распахнулась.
- Ты уже оделся, проводи нового арранкара.
- Да, Айзен-сама.
Гриммджо затаил дыхание, пытаясь разглядеть точеные бледные черты. Плотно сжатые губы, обломок маски в черных волосах. Ему казалось, что-то подобное уже было: его вновь не удостоили даже взглядом. Дежа вю. Черные волосы, безразличное лицо. Злость мешалась с восхищением. Его считали более слабым. Решение доказать обратное, казалось, было в его крови еще до их встречи. Превзойти, сбить ледяную маску, заставить признать себя и посмотреть, как на равного. Ему показалось, что-то щелкнуло в его сознании, будто последний кусочек головоломки встал на свое место.
- Теперь взялся за шестой отряд? – очень тихий голос владыки звучал обманчиво спокойно.
- Наверное, я по ним соскучился. – Ичимару, улыбаясь, разглядывал аранкаров.
- Я рекомендовал тебе не использовать подобные варианты, – наблюдая за подчиненными, владыка недовольным голосом сделал замечание.
- Незаслуженные предубеждения. Я не виноват, что Заэль нацепил на себя ту маску. Честно-честно… кроме того, он же поверил потом, что не маска красит… и вообще, очень познавательная была лекция. - Гин примирительно щурился: его оправдания вполне могли сойти за издевку, но уставший владыка решил этого не заметить, в конце концов, он сам привлек Ичимару в качестве помощника.
Какое было разочарование: с таким трудом добыть нужный артефакт и обнаружить, что в одиночку с ним пока не справиться. Концентрированно передать силу было вполне возможно, но одновременно с этим установить внутренние рамки не получалось. Конечно, оставлять все на откуп Гина было нельзя: Айзен сам контролировал наличие у подчиненных любви, желания подчиняться и уважения к своей персоне, но следить за более глобальной перестройкой личности не мог. Владыка не признавался даже себе: то, с какой серьезностью Гин подошел к новому делу, его почти пугало.
- Надеюсь, по присутствующим здесь ты не скучаешь. – В голосе послышалась угроза.
- Нет, что вы, я один, неповторимый! И вы тоже. Что же касается Тоусена…
- Нас - запрещаю. – Айзен говорил спокойно, но внутренне был очень раздражен. По странному стечению обстоятельств Тоусена последнее время было слишком много, и владыка решил, что коли заподозрит кого-то в подобной правильности - убьет на месте. Категорически запрещать Гину использовать старых знакомых в качестве личностного образца он не мог: тогда Ичимару будет продолжать в том же духе, но при этом делать вид, что все случайно.
- Хорошо, хорошо. – Гин миролюбиво закивал: брать за личностную основу их троих он и так не собирался, но, например, про Хинамори владыка на свою беду ничего не сказал… Настроение у Ичимару было прекрасное: веселье только начиналось. Он довольно наблюдал, как новый аранкар, словно зачарованный, смотрит на своего старшего коллегу. Гин гордился собой: в конце концов, он смог ослабить внушаемый аранкарам приказ на безоговорочное подчинение.
Айзен милостиво кивнул в ответ на вопросительный взгляд Улькиорры и проводил взглядом пополнение эспады.
Поглощенный переживаниями Гриммджо ничего не слышал, он пошел за Улькиоррой, его взгляд был прикован к черным волосам и худой шее. Он не замечал, как перед ними раскланиваются более слабые собратья. Ему было все равно. Ничто не имело значения: только желание стать сильнее и доказать, заставить посмотреть на себя иначе. Как иначе, он пока не знал.
- Вот. – Окинув Гриммджо ледяным взглядом, его спутник открыл дверь комнаты и, развернувшись, пошел прочь по коридору.
- Стой, я вызываю тебя на бой. – Он не мог позволить ему уйти так, после презрительного взгляда.
Улькиорра обернулся, его глаза выдавали удивление, впрочем, он быстро справился с собой и безразлично отвернулся.
- Нет.
- Почему нет? Ты что, трус?
- Ты – мусор. – Спокойно договорив, черноволосый арранкар повернулся и пошел прочь.
Больно. Гримджо сам не знал, почему ему было так больно. Почему хотелось зареветь, броситься вперед, что угодно, лишь бы забыть услышанные только что слова. Улькиорра отказался с ним драться... Как такое было возможно? Он зашипел от обиды. – «Черт бы побрал этого, этого…»
Он разбил костяшки о стену, пытаясь выплеснуть душившие его эмоции. Тело покрывала почти застывшая корка, он толкнул дверь и начал одеваться.
Месть подождет. Если Улькиорра не хочет биться просто так, придется дать ему достойный повод. Гриммджо ухмыльнулся, невидящими глазами глядя в пространство, вспоминая тонкую белую шею в обрамлении черных волос.
Жизнь для него обрела смысл.